Пес Патрон знайде тобі міну, а ти її покладеш сплячому руському на Миколайчика під подушку🤩💥

Тот же курорт. Большая веранда с видом на прибережные горы. На веранде, ближе к стене дома, сидят Орест, в больших креслах на колесах, около него столик с лекарствами, книгами и газетами.
Выход 1
Орест – один, потом Острожин.
Орест бледный, больной; выражает нетерпение в лице и в движениях; то берет со стола книгу или газету, то бросает иногда на пол, пробует подняться в креслах, чтобы посмотреть на улицу, но не может и бессильно опускается. Все это продолжается не более одной-двух минут.
Острожин входит на веранду, он еще более суетлив, чем прежде, движения еще более угловаты. Орест делает движение досады при его появлении, но Острожин этого не замечает, подбегает и трясет Оресту руку.
Ах, Орест Михайлович! Представьте себе – насилу нашел вас!
Извините, вы слишком больно жмете.
Ах, я забыл!.. Простите! Тогда, на пристани, мы как-то разминулись, я даже не знал, где вы остановились. Так это было досадно! Но вот случайно встретил вашу матушку и от нее узнал.
Где вы встретили мою мать?
Да вот на той улице, которая идет мимо церкви. Она отыскивала какую-то знакомую и попала на мою дачу. Счастливый случай! Иначе я рисковал остаться здесь без всякого общества; а для нас, людей столичных, это просто смерть!
Неужели у вас не бывает потребности уйти от всякого общества?
Бывает, бывает, но только на минуту, а потом… нет, опять тянет! Мы отравлены, мы не можем жить без гашиша.
Без гашиша?
Да, да, я называю гашишем этот «обмен мыслей» так называемый, этот калейдоскоп впечатлений, идей, борьбу ума и чувства, которые называются интеллигентной жизнью. Я приехал сюда лечиться от него, но мне уже без него тяжело…
Тогда что ж, – возвращайтесь…
Нет, нельзя, надо хоть немного поправить машину. Мы, журналисты, в полном смысле слова – машины. Труд нечеловеческий, движение невероятное, и между тем, один винт сломался и все пропало!..
Если пропало, так уж не поправишь.
Как вы можете так спокойно? Ведь это значит сдать себя в архив!
В архив, так в архив.
Хорошо вам так говорить, когда вы «именинник сезона».
Я?
Конечно! Ваша пьеса…
Я уже об ней забыл.
Как? У нас ее недавно ставили, и, для летнего сезона, успех был неслыханный! Да что я, впрочем, вы, конечно, сами знаете…
Откуда я могу знать?
Ну, оставьте, не разыгрывайте невинности! Рецензию Литеры, небось, читали?
Какой Литеры?
Ах ты, господи! Да что вы меня морочите? В нашей газете! Неужели не читали?
Нет, что-то не случалось.
Орест Михайлович, не искушайте судьбы, она не любит невнимания со стороны своих фаворитов.
Я никак не принадлежу к числу ее фаворитов.
Это уж просто грешно так говорить! Так молоды, в такой небольшой срок завоевали себе такое положение в литературе!..
А вы думаете, что этого уже вполне достаточно, чтобы считать себя фаворитом судьбы?
Помилуйте! Мало ли таких, которые всю жизнь зубами напрасно щелкают, а вы сразу этакий кусок урвали!
Не завидуйте – больше не урву.
Я – завидую? Нет, серьезно, или вы шутите со мной, или просто виновато переутомление… Вам пророчат блестящую будущность. Вот послушайте, в наше время не часто услышите такой хвалебный тон. (
): «На днях наш молодой драматург…»
Извините, приступ невралгии… Не могу, простите!..
Что с вами? Не могу ли я помочь вам?
Нет, нет… так пройдет. Только… я должен остаться один… острый припадок…
Так я зайду потом. А газету вам оставить?
Извините… До свидания!..
До свидания. Эх, мы – инвалиды цивилизации!
Выход 2
Орест и г-жа Груич входит на веранду.
Ты – одна!..
Успокойся…
Это вечное «успокойся»! Отнимут счастье, жизнь, а потом: «успокойся!» Скоро успокоюсь, будь уверена!
Нет, Орест, она прийдет, она обещала прийти.
Прийдет?! Когда? Почему не пришла с тобой? Ведь я говорил: не приходи без нее! А теперь… Ах, нет, она не прийдет, не прийдет… Отчего же ты ее не привела?
Она не могла сейчас прийти, она была не так одета.
Не верю! Разве она могла думать о костюмах теперь? Нет, я знаю, она не хотела прийти, и я этого стою! О, будь проклята минута, когда я согласился, чтобы она ехала одна, будь проклят тот час, когда я послушался тебя. Я не пошел тогда за ней, теперь она не хочет идти ко мне! Что же, мама, ты должна радоваться этому! Теперь все кончено. Она не хочет меня видеть.
Она не могла сейчас идти.
Почему?
Она не совсем здорова.
Что ты говоришь?.. Она опять…
Орест, бог с тобой! Нет, нет, вовсе нет, просто так, голова болит, легкое нездоровье.
Она бы пришла, если бы так было. Не говори. Ах, зачем я тебя послал? Ты наговорила ей… я уж знаю! И как я мог не подумать о том, что ведь ты ее ненавидишь?.. Что ты ей говорила?
То, о чем ты просил: чтобы она пришла.
То, о чем я просил? И не упрекала ее, не проклинала?
Г-жа Груич опускает глаза.
Да, да, не говори, я знаю. И откуда у тебя эта дикая ненависть, эта бесчеловечность? Тебе все мало! Убить хочется! Что она тебе сделала?
Что она мне сделала, Орест? Она отняла у меня…
Довольно!.. «Отняла у меня», «у меня», вот в чем дело! «Мой сын Орест, моя собственность, кто смеет его трогать!» Ну, что ж, вот теперь твоя собственность прикована, прибита крепко, теперь ее никто не тронет, будь покойна.
Орест, пощади!
Ах, довольно, довольно! Ну, прости меня, я не знаю сам, что говорю, я не могу видеть твоих слез!
Да, оставим это, дитя мое! Ничего, ничего… может быть, все устроится к лучшему, успокойся только, мой бедный, дорогой мальчик!
Мамочка, дай мне морфию.
Как можно, дитя мое, так часто?
Но ведь я страдаю!
Нет, подожди, вот она сейчас прийдет.
Мама, подвинь меня к перилам, я хочу смотреть на дорогу, отсюда ничего не видно.
Г-жа Груич подкатывает его к перилам.
Где мой бинокль? Мама, дай мне бинокль. (
.) Кажется… она… идет! Идет! (
.) Мама, уйди отсюда, она сейчас будет здесь!
Орест, позволь мне остаться, я боюсь за тебя, я буду тихо стоять, я не буду вмешиваться!
Нет, нет, оставь меня одного!
Г-жа Груич направляется к выходу, но останавливается. Орест хватается за грудь.
Орест, я тебе приготовлю строфант.
Выход 3
Те же и Любовь, появляется в дверях. Орест при виде ее делает отчаянный жест матери. Г-жа Груич ставит строфант обратно на столик и направляется к двери.
Помните, что он болен.
Любовь ничего не отвечает, смотрит на Ореста; ведет себя во время всей сцены очень неровно, то с проблесками полного и ясного сознания, то с приступами состояния отуманенности. Орест старается встать навстречу Любе, но не может.
Боже мой!
Люба, ты пришла… подойди ближе.
Что… с вами?
«С вами»? Люба, я и так наказан, пожалей меня, не терзай!
Я не терзаю. Я не должна была приходить. (
.) Но я не могла. Меня упрекали.
Кто? Моя мать оскорбила тебя? Ты не хотела идти ко мне? Что же мне делать, чтобы ты простила меня? Люба, дорогая! Я жизнью готов искупить ту минуту, когда я будто бы по своему желанию расстался с тобою. Я этого никогда не хотел. Меня убедили, что так будет лучше для тебя, что это временно, что это необходимо для твоего покоя. Люба, неужели ты не веришь?
Орест, я не могу смотреть на тебя, такой ты несчастный… Зачем я пришла сюда? Она права, что я для тебя отрава. Но напрасно она готовит строфант против меня, я уйду, не буду отравлять…
Нет, ради бога! Что это за фатум? Опять моя мать между нами? Люба, забудь о ней, не думай, я тысячу раз отрекаюсь от ее слов! Ты – отрава?! Кто мог это сказать? Ты – мое спасение! Ведь только ты одна можешь спасти меня. Моя болезнь, мое горе вдруг исчезнут, только скажи мне слово, одно слово!..
Орест, нет, поздно уже. Все было кончено, так надо было… Когда-то мы были друзьями, пожалеем же теперь друг друга…
Да, пожалеем друг друга! Пожалей же ты меня! За что я гибну напрасно? Я ничего не взял от жизни. Я так не сдамся. Я счастья хочу!
Счастья? Счастья, ты говоришь? Как же ты не видишь того, что мы сгорели, оба сгорели!.. Где же тут счастье, когда жизни уж нет? Зачем это все, к чему? Все равно уже ничто, ничто не поможет. (
.) Орест, Орест, друг мой! Бедный, несчастный мой друг! За что мы гибнем, за что я тебя погубила?
Люба, Люба, ты меня с ума сведешь!
Да, правда… Ах, прощай!..
Нет, нет, не слушай меня! Это слезы на меня так действуют – я тогда сам себя не сознаю!
Я не плачу.
И нечего плакать, счастье мое! Ты пришла, мы опять вместе, и я люблю тебя по-прежнему, нет, больше прежнего! Ничто не погибло, все вернется, как было прежде!
Ты все веришь в чудеса…
Верь и ты в них! Люба, молодость чудеса творит: я буду опять здоров, я это чувствую – и ты не бойся ничего! Счастье было тогда так велико, взволновало тебя, нервы твои не выдержали, я сам тогда себя не помнил! Твою болезнь больше создало напуганное воображение, чем она в самом деле была. Подумай только, подумай, стоит ли ломать свою жизнь из-за какого-то легкого нервного расстройства?
Легкого, ты говоришь?..
Да не стоит и говорить об этом, право. Мы будем жить спокойно, тихо, и все будет хорошо. Я не допущу никого тревожить тебя! Я буду беречь тебя так, что даже ветру не дам на тебя дохнуть! Ведь ты мое единственное счастье, ты для меня все! Подумай, могу ли я жить без тебя? Сама реши, можем ли мы разойтись, можешь ли ты сама отречься от меня и от нашего счастья? Зачем же погибать, когда можно жить и жить счастливо? Я не верю, будто все пропало. Ты тоже не веришь, только говоришь так, правда? Я знаю, да. Вся жизнь впереди. Когда я буду счастлив, я опять воскресну душой, я знаю, чувствую, что мой огонь опять загорится с новой силой, и ты увидишь, какие лавры я положу к твоим ногам! И все тогда будет твое – сам я и моя слава! Что это будет за жизнь! Подумай, Люба!
Довольно! Ты отуманиваешь меня. Жить так трудно и страшно… я не хочу жить. Не всякий имеет право жить… Ты говоришь – думать. Ах, думать!..
Это ведь так просто, стоит только забыть…
Подожди, Орест, остановись, дорогой, помоги мне думать, у меня мыслей нет… Мне кажется, что все это раз уже было… Мне снилось, что я была счастлива, очень счастлива, я, была с тобой и рассказывала тебе свою жизнь, а потом проснулась и вижу… нет, я не знаю, может быть, это теперь сон?.. Ах, это так тяжело… я хочу хорошенько вспомнить, как это было… Я думаю, что это опять будет так… (
) что тогда, Орест?
Все равно, что бы ни случилось, мы не расстанемся; не думай ни о чем.
Да, не надо, я буду потом думать… теперь я устала… Тише… тише… вот так.
Не думай ни о чем, не надо, я люблю тебя и всегда буду любить! Пусть я погибну, все равно, пусть сердце разорвется – от счастья, не от горя! С тобой я на все готов! Ты будешь моей женой и будешь жить, как другие, – лучше, лучше других! Ты расцветешь роскошной алой розой, ты будешь счастлива, счастлива, счастлива!
Счастлива, а… а сумасшествие?
Все равно я буду подражать в нем тебе и все-таки буду счастлив, потому что я так хочу.
Да, да! Довольно горя! К чему жертвы? Расстаться, отречься от счастья для того, чтобы сохранить себя для долгой, холодной жизни? Да ведь это хуже смерти! Пусть я могу быть счастлива только один час – все равно! Пусть будет один час! Я рада, что мы должны погибнуть, теперь уже не надо думать, не надо отрекаться. Я жить хочу в последний раз, – мы еще не жили, не жили! Я люблю тебя! О, как я тебя люблю! (
.) Бери меня – я твоя, только тебя люблю и не боюсь ничего. Ах!.. Я так люблю тебя, только тебя. Больше никого нет в целом мире, мы одни – и я твоя, вся твоя, вся… Ты мало любишь – ты должен, должен… умереть, а я должна тебя любить, потому что я твоя! (
.) Встань, Орест!
О!
Орест, посмотри мне в глаза.
Орест вздрагивает и закрывается руками.
Начинается? Тебе страшно?.. Не бойся! Я знаю, я страшна, но ничего… Ах, что со мной было? Я все забыла, но теперь я опять все вспомнила. Только не надо бояться, не надо плакать, я все поправлю, пока могу.
Что ты делаешь?..
Так надо! (
.) Не бойся, теперь не будет ни сумасшествия, ни тусклой, холодной жизни.
Что ты сделала?!. Спасите! Кто там! Мама! Помогите!..
Молчи… и ты должен… за мной… Беатриче твоя… роза голубая… так надо…
Выход 4
Те же и г-жа Груич.
Орест, дитя мое, что с тобой?!
Помогите! Помогите!.. Мама, мама, смотри, жива она?.. Нет, нет, не дышит!..
Что случилось?..
Отравилась! Ты поставила яд!
Орест, что ты?! Она, может быть, в обмороке!
Нет, нет, умерла, сердце не бьется!
Дитя мое, пощади себя, сжалься надо мной!
Оставь меня, мне никого не жаль! Я пойду за ней! Зачем мне жить?
Занавес